Федеральное государственное бюджетное образовательное
учреждение высшего образования
«Российский государственный гуманитарный университет»
(РГГУ)
Исследовательский проект по дисциплине
«Введение в теорию и историю литературы»
Произведение В. Набокова «Круг»
Выполнила:
Студентка 1 курса ИВКА
Кафедра классической филологии
Котенок Марина Максимовна
Москва
2023
Набоков Владимир (В. Сирин)
Круг
(с разделением на эпизоды)
(1) Во-вторых: потому что в нем разыгралась бешеная тоска по России. В-третьих, наконец, потому что ему было жаль своей тогдашней молодости -- и всего связанного с нею -- злости, неуклюжести, жара,-- и ослепительно-зеленых утр, когда в роще можно было оглохнуть от иволог. Сидя в кафе и все разбавляя бледнеющую сладость струей из сифона, он вспомнил прошлое со стеснением сердца, с грустью-- с какой грустью? -- да с грустью, еще недостаточно исследованной нами. (2) Все это прошлое поднялось вместе с поднимающейся от вздоха грудью,-- и медленно восстал, расправил плечи покойный его отец, Илья Ильич Бычков, le maоtre d'йcole chez nous au village (Школьный учитель у нас в деревне (франц.)), в пышном черном галстуке бантом, в чесучовом пиджаке, по-старинному высоко застегивающемся, зато и расходящемся высоко,-- цепочка поперек жилета, лицо красноватое, голова лысая, однако подернутая чем-то вроде нежной шерсти, какая бывает на вешних рогах у оленя, - множество складочек на щеках, и мягкие усы, и мясистая бородавка у носа, словно лишний раз завернулась толстая ноздря. Гимназистом, студентом, Иннокентий приезжал к отцу в Лешино на каникулы, -- а если еще углубиться, можно вспомнить, как снесли старую школу в конце села и построили новую. (3) Закладка, молебен на ветру, К. Н. Годунов-Чердынцев, бросающий золотой, монета влипает ребром в глину... В этом новом, зернисто-каменном здании несколько лет подряд -- и до сих пор, то есть по зачисление в штат воспоминаний -- светло пахло клеем; в классах лоснились различные пособия -- например, портреты луговых и лесных вредителей… но особенно раздражали Иннокентия подаренные Годуновым-Чердынцевым чучела птиц. Изволите заигрывать с народом. Да, он чувствовал себя суровым плебеем, его душила ненависть (или казалось так), когда, бывало, смотрел через реку на заповедное, барское, кондовое, отражающееся черными громадами в воде (и вдруг -- молочное облако черемухи среди хвой).
(4) Новая школа строилась на самом пороге века: тогда Годунов-Чердынцев, возвратясь из пятого своего путешествия по Центральной Азии, провел лето с молодой женой -- был ровно вдвое ее старше -- в своем петербургском имении. До какой глубины спускаешься. Боже мой!-- в хрустально-расплывчатом тумане, точно все это происходило под водой. Иннокентий видел себя почти младенцем, входящим с отцом в усадьбу, плывущим по дивным комнатам, -- отец движется на цыпочках, держа перед собой скрипучий пук мокрых ландышей,-- и все как будто мокро: светится, скрипит и трепещет -- и ничего больше нельзя разобрать, -- но это сделалось впоследствии воспоминанием стыдным -- цветы, цыпочки и вспотевшие виски Ильи Ильича стали тайными символами подобострастия, особенно когда он узнал, что отец был выпутан "нашим барином" из мелкой, но прилипчивой, политической истории -- угодил бы в глушь, кабы не его заступничество.
(5) Таня говаривала, что у них есть родственники не только в животном царстве, но и в растительном, и в минеральном. И точно; в честь Годунова-Чердынцева названы были новые виды фазана, антилопы, рододендрона, и даже целый горный хребет (сам он описывал главным образом насекомых). Но эти открытия его, ученые заслуги и тысяча опасностей, пренебрежением к которым он был знаменит, не всех могли заставить относиться снисходительно к его родовитости и богатству. Не забудем, кроме того, чувств известной части нашей интеллигенции, презирающей всякое неприкладное естествоиспытание и потому упрекавшей Годунова-Чердынцева в том, что он интересуется "Лобнорскими козявками" больше, чем русским мужиком. В ранней юности Иннокентий охотно верил рассказам (идиотическим) о его дорожных наложницах, жестокостях в китайском вкусе и об исполнении им секретных правительственных поручений, в пику англичанам... Его реальный образ оставался смутным: рука без перчатки, бросающая золотой (а еще раньше -- при посещении усадьбы -- хозяин смешался с голубым калмыком, встреченным в зале). (6) Засим Годунов-Чердынцев уехал в Самарканд или в Верный (откуда привык начинать свои прогулки); долго не возвращался, семья же его, по-видимому, предпочитала крымское имение петербургскому, а по зимам жила в столице. (7) Там, на набережной, стоял их двухэтажный, выкрашенный в оливковый цвет особняк. Иннокентию случалось проходить мимо: помнится, в цельном окне, сквозь газовый узор занавески, женственно белелась какая-то статуя, -- сахарно-белая ягодица с ямкой. Балкон поддерживали оливковые круторебрые атланты: напряженность их каменных мышц и страдальческий оскал казались пылкому восьмикласснику аллегорией порабощенного пролетариата. (8) И раза два, там же на набережной, ветреной невской весной, он встречал маленькую Годунову-Чердынцеву, с фокстерьером, с гувернанткой, -- они проходили как вихрь, -- но так отчетливо, -- Тане было тогда, скажем, лет двенадцать, -- она быстро шагала, в высоких зашнурованных сапожках, в коротком синем пальто с морскими золотыми пуговицами, хлеща себя -- чем? -- кажется, кожаным поводком по синей в складку юбке, -- и ледоходный ветер трепал ленты матросской шапочки, и рядом стремилась гувернантка, слегка поотстав, изогнув каракулевый стан, держа на отлете руку, плотно вделанную в курчавую муфту.
(9 Он жил у тетки (портнихи) на Охте, был угрюм, несходчив, учился тяжело, с надсадом, с предельной мечтой о тройке, -- но неожиданно для всех с блеском окончил гимназию, после чего поступил на медицинский факультет; при этом благоговение его отца перед Годуновым-Чердынцевым таинственно возросло. (10) Одно лето он провел на кондиции под Тверью; когда же, в июне следующего года, приехал в Лешино, узнал не без огорчения, что усадьба за рекой ожила.
(11) Еще об этой реке, о высоком береге, о старой купальне: к ней, ступеньками, с жабой на каждой ступеньке, спускалась глинистая тропинка, начало которой не всякий отыскал бы среди ольшаника за церковью. Его постоянным товарищем по речной части был Василий, сын кузнеца, малый неопределимого возраста -- сам в точности не знал, пятнадцать ли ему лет или все двадцать - коренастый, корявый, в залатанных брючках, с громадными босыми ступнями, окраской напоминающими грязную морковь, и такой же мрачный, каким был о ту пору сам Иннокентий. Гармониками отражались сваи в воде, свиваясь и развиваясь; под гнилыми мостками купальни журчало, чмокало; черви вяло шевелились в запачканной землей жестянке из-под монпансье. Натянув сочную долю червяка на крючок, так, чтобы нигде не торчало острие, и сдобрив молодца сакраментальным плевком, Василий спускал через перила отягощенную свинцом лесу. Вечерело; через небо протягивалось что-то широкое, перистое, фиолетово-розовое, - воздушный кряж с отрогами,-- и уже шныряли летучие мыши -- с подчеркнутой беззвучностью и дурной быстротой перепончатых существ. Между тем рыба начинала клевать,-- и, пренебрегая удочкой, попросту держа в пальцах лесу, натуженную, вздрагивающую, Василий чуть-чуть подергивал, испытывая прочность подводных судорог, и вдруг вытаскивал пескаря или плотву; небрежно, даже с каким-то залихватским хрустом, рвал крючок из маленького, круглого, беззубого рта рыбы, которую затем пускал (безумную, с розовой кровью на разорванной жабре) в стеклянную банку, где уже плавал, выпятив губу, бычок. Особенно же бывало хорошо в теплую пасмурную погоду, когда шел незримый в воздухе дождь, расходясь по воде взаимно пересекающимися кругами, среди которых гам и сям появлялся другого происхождения круг, с внезапным центром,-- прыгнула рыба или упал листок,-- сразу, впрочем, поплывший по течению. (12) А какое наслаждение было купаться под этим теплым ситником, на границе смешения двух однородных, но по-разному сложенных, стихий -- толстой речной воды и тонкой воды небесной! Иннокентий купался с толком и долго потом растирался полотенцем. Крестьянские ребятишки, те барахтались до изнеможения,-- наконец выскакивали -- и, дрожа, стуча зубами, с полоской мутной сопли от ноздри ко рту, натягивали штаны на мокрые ляжки.
(13) В то лето он был еще угрюмее обычного и с отцом едва говорил, -- все больше отбуркиваясь и хмыкая. Со своей стороны Илья Ильич испытывал в его присутствии странную неловкость, - особенно потому, что полагал, с ужасом и умилением, что сын, как и он сам в юности, живет всей душою в чистом мире нелегального. (14) Комната Ильи Ильича: пыльный луч солнца; на столике, -- сам его смастерил, выжег узор, покрыл лаком, -- в плюшевой рамке фотография покойной жены,-- такая молодая, в платье с бертами, в кушаке-корсетике, с прелестным овальным лицом (овальность лица в те годы совпадала с понятием женской красоты): рядом -- стеклянное пресс-папье с перламутровым видом внутри и матерчатый петушок для вытирания перьев; в простенке портрет Льва Толстого, всецело составленный из набранного микроскопическим шрифтом "Холстомера". (15) Иннокентий спал в соседней комнатке, на кожаном диване. После долгого, вольного дня спалось превосходно; случалось однако, что иная греза принимала особый оборот,-- сила ощущения как бы выносила его из круга сна,-- и некоторое время он оставался лежать, как проснулся, боясь из брезгливости двинуться.
(16) По утрам он шел в лес, зажав учебник под мышку, руки засунув за шнур, которым подпоясывал белую косоворотку. Из-под сдвинутой набок фуражки живописными, коричневыми прядями волосы налезали на бугристый лоб, хмурились сросшиеся брови,-- был он недурен собой, хотя чересчур губаст. В лесу он усаживался на толстый ствол березы, недавно поваленной грозой (и до сих пор всеми своими листьями трепещущей от удара), курил, заграждал книгой путь торопившимся муравьям или предавался мрачному раздумью. (17) Юноша одинокий, впечатлительный, обидчивый, он особенно остро чувствовал социальную сторону вещей. Так, ему казалось омерзительным все, что окружало летнюю жизнь Годуновых-Чердынцевых, -- скажем, их челядь,-- "челядь", повторял он, сжимая челюсти, со сладострастным отвращением. Тут имелся в виду и жирненький шофер, его веснушки, вельветовая ливрея, оранжевые краги, крахмальный воротничок, подпиравший рыжую складку затылка, который наливался кровью, когда у каретного сарая он заводил машину, тоже противную, обитую снутри глянцевито-пунцовой кожей; и седой лакей с бакенбардами, откусывавший хвосты новорожденным фокстерьерам; и гувернер-англичанин, шагавший, бывало, через село без шапки, в макинтоше и белых штанах, что служило поводом для мальчишек острить насчет "крестного хода" или "подштанников"; и бабы-поденщицы, приходившие по утрам выпалывать аллеи под надзором глухого сутулого старичка в розовой рубахе, с особым форсом и древней ревностью подметавшего напоследок у самого крыльца... Иннокентий, все с той же книгой под мышкой,-- что мешало сложить руки крестом, как хотелось бы,-- стоял, прислонясь к дереву в парке, и сумрачно глядел на то, на се, на сверкающую крышу белого дома, который еще не проснулся...
(18) В первый раз, кажется, он их увидел с холма: на дороге, холм огибающей, появилась кавалькада,-- впереди Таня, по-мужски верхом на высокой, ярко-гнедой лошади, рядом с ней сам Годунов-Чердынцев, неприметный господин на низкорослом, мышастом иноходце; за ними -- англичанин в галифе, еще кто-то; сзади -- Танин брат, мальчик лет тринадцати, который вдруг пришпорил коня, перегнал всех и карьером пронесся в гору, работая локтями, как жокей.
(19) После этого были еще другие случайные встречи, а потом... Ну-с, пожалуйста: жарким днем в середине июня...
Жарким днем в середине июня по сторонам дороги размашисто двигались косари,-- то к правой, то к левой ключице прилипала рубаха,-- "Бог помощь",-- сказал Илья Ильич, проходя; он был в парадной панаме, нес букет ночных фиалок. Иннокентий молча шагал рядом, вращая ртом (лущил семечки). Приближались к усадьбе. На площадке для игры в лоун-теннис тот же глухой розовый старичок в фартуке макал кисть в ведро и проводил, согнувшись до земли и пятясь, толстую сливочную черту. "Бог помощь",-- сказал Илья Ильич, проходя.
(20) Стол был накрыт в аллее, русский пятнистый свет играл на скатерти. Экономка, в горжетке, со стальными, зачесанными назад волосами, уже разливала шоколад по темно-синим чашкам, которые разносили лакеи. Было людно и шумно в саду, множество гостей - родственники и соседи. Годунов-Чердынцев (весьма пожилой, с желтовато-пепельной бородкой и морщинами у глаз), поставив ногу на скамью, играл с фокстерьером, заставляя его прыгать, - собака не только прыгала очень высоко, стараясь хапнуть мокрый мячик, но даже ухитрялась, вися в воздухе, еще подвытянуться, с добавочной судорогой всего тела. Елизавета Павловна шла через сад с другой дамой, всплескивая руками, что-то живо на ходу рассказывая, -- высокая, румяная, в большой дрожащей шляпе. Илья Ильич с букетом стоял и кланялся... В пестром мареве (ибо Иннокентий, несмотря на небольшую репетицию гражданского презрения, проделанную накануне, находился в сильнейшем замешательстве) мелькали молодые люди, бегущие Дети, чья-то шаль с яркими маками по черному, второй фокстерьер,-- а главное, главное; скользящее сквозь тень и свет, еще неясное, но уже грозящее роковым обаянием, лицо Тани, которой исполнялось сегодня шестнадцать лет.
(21) Уселись. Он оказался в самом тенистом конце стола, где сидевшие не столько говорили между собой, сколько смотрели, все одинаково повернув головы, туда, где был говор и смех, и великолепный, атласисто-розовый пирог, утыканный свечками, и восклицания детей, и лай обоих фокстерьеров, чуть не прыгнувших на стол... а здесь как бы соединялись кольцами липовой тени люди разбора последнего: улыбавшийся как в забытьи Илья Ильич; некрасивая девица в воздушном платье, пахнувшая потом от волнения; старая француженка с недобрыми глазами, державшая под столом на коленях незримое крохотное существо, изредка звеневшее бубенчиком... Соседом Иннокентия оказался брат управляющего, человек тупой, скучный, притом заика; Иннокентий разговаривал с ним только потому, что смертельно боялся молчать, и хотя беседа была изнурительная, он с отчаяния за нее держался, -- зато позже, когда уже зачастил сюда и случайно встречал беднягу, не говорил с ним никогда, избегая его, как некую западню или воспоминание позора.
Вращаясь, медленно падал на скатерть липовый летунок.
Там, где сидела знать, Годунов-Чердынцев громко говорил через стол со старухой в кружевах, говорил, держа за гибкую талию дочь, которая стояла подле и подбрасывала на ладони мячик. Некоторое время Иннокентий боролся с сочным кусочком пирога, очутившимся вне тарелки, -- и вот, от неловкого прикосновения, перевалившимся и -- под стол, -- малиновый увалень (там его и оставим). Илья Ильич все улыбался впустую, обсасывал усы; кто-то попросил его передать печение, -- он залился счастливым смехом и передал. (22) Вдруг над самым ухом Иннокентия раздался быстрый задыхающийся голос: Таня, глядя на него без улыбки и держа в руке мяч, предлагала -- хотите с нами пойти? -- и он жарко смутился, выбрался из-за стола, толкнув соседа, - не сразу мог выпростать правую ногу из-под общей садовой скамейки.
(23) О ней говорили: какая хорошенькая барышня; у нее были светло-серые глаза под котиковыми бровями, довольно большой, нежный и бледный рот, острые резцы,-- и когда она бывала нездорова или не в духе, заметны становились волоски над губой. Она страстно любила все летние игры, во все играла ловко, с какой-то очаровательной сосредоточенностью, -- и, конечно, само собой прекратилось простодушное ужение пескарей с Василием, который недоумевал,-- что случилось? -- появлялся вдруг, около школы, под вечер, и манил Иннокентия, неуверенно осклабясь и поднимая на уровень лица жестянку с червями,-- и тогда Иннокентий внутренне содрогался, сознавая свою измену народу. (24) Между тем, от новых знакомых радости было мало. Так случилось, что к центру их жизни он все равно не был допущен, а пребывая на ее зеленой периферии, участвуя в летних забавах, но никогда не попадая в самый дом. Это бесило его; он жаждал приглашения только затем, чтобы высокомерно отказаться от него, -- да и вообще все время был начеку, хмурый, загорелый, лохматый с постоянной игрой челюстных желваков, -- и всякое танино слово как бы отбрасывало в его сторону маленькую тень оскорбления, и Боже мой, как он их всех ненавидел,-- ее двоюродных братьев, подруг, веселых собак... (25) Внезапно все это бесшумно смешалось, исчезло, -- и вот, в бархатной темноте августовской ночи, он сидит на парковой калитке и ждет; покалывает засунутая между рубашкой и телом записка, которую, как в старых романах, ему принесла босая девчонка. Лаконический призыв на свидание показался ему издевательством, но все-таки он поддался ему -- и был прав: от ровного шороха ночи отделился легкий хруст шагов. (26) Ее приход, ее бормотание и близость были для него чудом; внезапное прикосновение ее холодных, проворных пальцев изумило его чистоту. Сквозь деревья горела огромная, быстро поднимавшаяся луна. Обливаясь слезами, дрожа и солеными губами слепо тычась в него, Таня говорила, что завтра уезжает с матерью на юг, и что все кончено, о, как можно было быть таким непонятливым... "Останьтесь, Таня",-- взмолился он, но поднялся ветер, она зарыдала еще пуще... (27) Когда же она убежала, он остался сидеть неподвижно, слушая шум в ушах, а погодя пошел прочь по темной и как будто шевелившейся дороге, и потом была война с немцами, и вообще все как-то расползлось,-- но постепенно стянулось снова, и он уже был ассистентом профессора Бэра (Behr) на чешском курорте, а в 1924 году, что ли, работал у него же в Савойе, и однажды -- кажется в Шамони -- попался молодой советский геолог, разговорились, и, упомянув о том, что гут пятьдесят лет тому назад погиб смертью простого туриста Федченко (исследователь Ферганы!), геолог добавил, что вот постоянно так случается: этих отважных людей смерть так привыкла преследовать в диких горах и пустынях, что уже без особого умысла, шутя, задевает их при всяких других обстоятельствах и к своему же удивлению застает их врасплох,-вот так погибли и Федченко, и Северцев, и Годунов-Чердынцев, не говоря уже об иностранных классиках,-- Спик, Дюмон-Дюрвиль... (28) А еще через несколько лет Иннокентий был проездом в Париже и, посетив по делу коллегу, уже бежал вниз по лестнице, надевая перчатку, когда на одной из площадок вышла из лифта высокая сутуловатая дама, в которой он мгновенно узнал Елизавету Павловну. "Конечно, помню вас, еще бы не помнить", -- произнесла она, глядя не в лицо ему, а как-то через его плечо, точно за ним стоял кто-то (она чуть косила). "Ну, пойдемте к нам, голубчик",-- продолжала она, выйдя из мгновенного оцепенения, и отвернула носком угол толстого, пресыщенного пылью, мата, чтобы достать из-под него ключ. Иннокентий вошел за ней, мучась, ибо никак не мог вспомнить, что именно рассказывали ему по поводу того, как и когда погиб ее муж.
(29) А потом пришла домой Таня, вся как-то уточнившаяся за эти двадцать лет, с уменьшившимся лицом и подобревшими глазами, - сразу закурила, засмеялась, без стеснения вспоминая с ним то отдаленное лето, -- и он все дивился, что и Таня, и ее мать не поминают покойного и так просто говорят о прошлом, а не плачут навзрыд, как ему, чужому, хотелось плакать, -- или может быть держали фасон? (30) Появилась бледная, темноголовая девочка лет десяти,-- "А вот моя дочка,-- ну пойди сюда",-- сказала Таня, суя порозовевший окурок в морскую раковину, служившую пепельницей (31) Вернулся домой Танин муж, Кутасов, -- и Елизавета Павловна, встретив его в соседней комнате, предупредила о госте на своем вывезенном из России, домашнем французском языке: "Le fils du maоtre d'йcole chez nous au village" ("Сын школьного учителя у нас в деревне" (франц.) ), -- и тут Иннокентий вспомнил, как Таня сказала раз подруге, намекая на его (красивые) руки, "regarde ses mains" ( "Посмотри на его руки" (франц.) ), -- и теперь, слушая, как девочка, с чудесной, отечественной певучестью отвечает на вопросы матери, он успел злорадно подумать: "Небось, теперь не на что учить детей по-иностранному", т. е. не сообразил сразу, что ныне в этом русском языке и состоит как раз самая праздная, самая лучшая роскошь.
(32) Беседа не ладилась; Таня, что-то спутав, уверяла, что он ее когда-то учил революционным стихам о том, как деспот пирует, а грозные буквы давно на стене уж чертит рука роковая. "Другими словами, первая стенгазета", -- сказал Кутасов, любивший острить. Еще выяснилось, что танин брат живет в Берлине, и Елизавета Павловна принялась рассказывать о нем... (33) Вдруг Иннокентий почувствовал: ничто-ничто не пропадает, в памяти накопляются сокровища, растут скрытые склады в темноте, в пыли,-- и вот кто-то проезжий вдруг требует у библиотекаря книгу, не выдававшуюся двадцать лет. Он встал, простился, его не очень задерживали. Странно: дрожали ноги. Вот какая потрясающая встреча. (34) Перейдя через площадь, он вошел в кафе, заказал напиток, привстал, чтобы вынуть из-под себя свою же задавленную шляпу. Какое ужасное на душе беспокойство... А было ему беспокойно по нескольким причинам. Во-первых, потому что Таня оказалась такой же привлекательной, такой же неуязвимой, как и некогда.
Берлин, 1936 г.
Особенности объектной организации текста
Сюжет
Рассказ, опираясь на временные границы, смену пространства и действующих лиц, можно поделить на 34 эпизода:
Во-вторых
… - начальный эпизод;
Все это прошлое
… - временная граница, не отмеченная абзацем, развернутое описание нового героя;
Закладка…
- временная граница, не отмеченная абзацем, смена места действия, смещение объекта внимания на нового героя;
Новая школа…
- смена места действия, смещение объекта внимания на главного героя и его отца;
Таня…
- первое упоминание героини, начало подробного описание деятельности Годунова-Чердынцева и его положения в обществе;
Засим…
- временная граница, не отмеченная абзацем, конец описания деятельности Годунова-Чердынцева;
Там, на набережной…
- детализированное описание дворянской усадьбы, описание отношения к усадьбе главного героя;
И раза два…
- временная граница, не отмеченная абзацем, углубление в прошлое, до прямого знакомства главного героя с Таней, появление новых персонажей;
Он жил…
- смена места действия, первое описание главного героя в прошлом;
Одно лето…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем, смена места действия;
Еще об этой реке…
- детализированное описание реки, появление нового героя, погружение в природный мир, наиболее близкий главному герою, эпизод с наиболее частым употреблением символа круга;
А какое…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем;
В то лето… - временная граница, единственное описание отношений между главным героем и его отцом;
Комната…
- детализированное описание комнаты Ильи Ильича, упоминание новой героини, его покойной жены;
Иннокентий…
- смена места действия, символ круга сна;
По утрам…
- временная граница, смена места действия, апогей соединения главного героя с природой;
Юноша одинокий…
- углубление в характер героя, центр произведения;
В первый раз…
- временная граница, смена места событий, появление новых героев;
После...
- временная граница, смена места действия и героев;
Стол…
- смена места действия и героев;
Уселись…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем (поскольку с момента прихода героев и момента усаживания за стол прошло время), эпизод «золотого сечения»;
Вдруг…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем, смещение объекта внимания на Таню и главного героя;
О ней…
- углубление в характер героини, обозначение перемены в главном герое;
Между тем…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем, смена места действия;
Внезапно…
- временная граница, смена места действия;
Ее приход…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем (между ожиданием и приходом героини прошло время), апогей развития отношений героев;
Когда…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем, смена героев, эпизод, заключенный в одно длинное предложение, кратко описывающее последующие двадцать лет жизни героя;
А еще…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем, смена места событий и героев;
А потом…
- временная граница, появление героини;
Появилась…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем, появление новой героини;
Вернулся…
- временная граница, не отмеченная новым абзацем, появление нового героя;
Беседа…
- временная граница;
Вдруг…
- временная граница, отмеченная не новым абзацем, а многоточием, смена места действия (погружение главного героя в его мысли);
Перейдя…
- временная граница, смена места действия, смена героев, конечный эпизод, закольцовывающий композицию произведения.
Начальный и конечный эпизоды: «Во-вторых: потому что…», «…Во-первых, потому что…» соотносятся таким образом, что образуют кольцевую композицию произведения, цикл или же круг. Символ круга прослеживается во многих эпизодах рассказа, указан в самом названии произведения (далее об этом – в детализации).
Центр произведения – 17-ый эпизод, погружающий во внутренний мир главного героя, его мысли и чувства по отношению к дворянской семье; в нем же указывается одиночество Иннокентия , что, возможно, и повлияло на его скорое сближение с Таней, противоположностью героя. Это важный эпизод на границе перемен в его жизни.
«Золотое сечение» приходится на 21-ый эпизод. Примечательно в нем описание момента падения липового летунка – падая, он вращается по спирали (символ круга). Разворачивая эту спираль, по оба её конца можно увидеть жизнь героя до – в одиночестве, в единении с природой; и после – в ближайшем окружении Тани, в дворянской усадьбе. Соединение людей из противоположных друг другу миров происходит «кольцами липовой тени». Липа, как символ красоты и любви, стала также символом привязанности главного героя к Тане, ради которой он отрекся от прежнего одинокого образа жизни, своих морально-нравственных установок.
Рассмотрим систему персонажей, обеспечивающую сюжетную динамику произведения:
Иннокентий Ильич Бычков – доминирующее действующее лицо и автор «круга» воспоминаний. Внешность героя («бугристый лоб», «загорелый, лохматый») в совокупности с частыми эмоциями («раздражение», «угрюмость», «отвращение») позволяют сделать вывод о его внутренней замкнутости, отделении от внешнего мира. До встречи с Таней повествование и описание некоторых эпизодов растянуто, как в описании рыбалки, что обусловлено неспешным образом жизни героя. После эпизода «золотого сечения» как в самом главном герое, так и в стиле повествования начинают происходить изменения. Новые чувства для него – «чудо»: его ненависть перерастает в душевную привязанность к героине. При этом события развиваются быстро, а после расставания с Таней последующие двадцать лет жизни и вовсе укладываются в одно предложение (27 эпизод).
Илья Ильич Бычков и Иннокентий Ильич Бычков – потенциально идиллический семейный набор персонажей, но герои отделены друг от друга («едва говорят»), между ними нет понимания, что нарушает идиллическую систему.
К. Н. Годунов-Чердынцев – носитель функции «помощник». Он поддерживает отца Иннокентия, связавшегося с «прилипчивой, политической историей», помогает главному герою успешно окончить гимназию и поступить на медицинский факультет.
Антипод главного героя – Татьяна К. Кутасова (Годунова-Чердынцева). Различны их образы жизни, характеры, речь. Противоположны цвета головных уборов: у Иннокентия – фуражка (темный цвет – цвет темной речной воды), у Тани – матросская шапочка (белый с голубым цвет – цвет неба)1. Вспоминая Татьяну, герой указывает на незначительные детали её внешности: («когда бывала нездорова, заметны становились волоски над губой»). Он осознает их противоположность и то, что никогда по-настоящему не приблизится к её жизни, но способен на «измену народу» и своим принципам, чтобы проводить с ней время. Внутренние противоречия главного героя проявляются в эпизоде, где Таня приглашает его на свидание, что кажется ему «издевательством», но он приходит к ней. Для него эти чувства – «чудо», встречаясь с Таней спустя двадцать лет, «ему хотелось плакать». Она же говорит о прошлом со смехом, «без стеснения».
Стоит отметить схожесть Иннокентия с Евгением Базаровым из произведения И. С. Тургенева «Отцы и дети»: оба, проходя через стадии инициализации, переживают сначала ненависть к дворянству, а затем искренние чувства к его представительницам. В обоих случаях любовь не приводит к развитию отношений: Базаров, отверженный Одинцовой, вскоре умирает, а Бычков, и двадцать лет спустя испытывая прежние чувства, оказывается заложником вечного круга воспоминаний о прошлом.
Таким образом, потенциально идиллическая система персонажей разворачивается в драматический сюжет с героем-страдальцем.
Детализация
Символ круга прослеживается сквозь весь рассказ, присутствует во всех частях композиции, указан в самом названии произведения. Это в том числе повторение фразы на французском языке «Le (fils du) maоtre d'йcole chez nous au village» в начальном и конечном эпизодах; предметы, внешней формой напоминающие круг – монета, круглый рот рыбы, круги по воде, кружева, мяч; описания и действия героев – «…шагал рядом, вращая ртом», «…что окружало летнюю жизнь Годуновых-Чердынцевых». Круг создает цикл жизни главного героя рассказа, Иннокентия Ильича Бычкова, и все происходящие внутри него события (воспоминания героя) повторяются бесконечное количество раз. Действие не развивается, не имеет точного начала и конца. Воссозданные по памяти герои, локации представляются неживыми, статичными объектами, содержание которых воспринимается через цвета, звуки и образы.
Белый цвет встречается в рассказе четыре раза: молочное облако черемухи (употреблен в контрасте с черным цветом – «черные громады», сильнейший символ оппозиции, противопоставление дворянской и крестьянской жизни), белая косоворотка, белые штаны, белый дом. Часто белый цвет встречается в конце произведения и может означать начало нового этапа в жизни главного героя уже за пределами границ рассказа, вне цикла его воспоминаний.
Звуковое сопровождение создается приемами аллитерации: «сладость струей из сифона» (повторение звука [с]), «шныряли летучие мыши» (повторение звук [ш]), «большой дрожащей шляпе» (повторение шипящих [ш], [ж], [щ]); и приемами ассонанса: «ветреной невской весной» и «вечерело; через небо» (повторение звука [е]), «свиваясь и развиваясь» (повторение звука [и]), «громко говорил через стол» (повторение звука [о]) и прочее.
Детально описаны несколько локаций. Усадьба Годуновых-Чердынцевых (сужение взгляда до описания предметов за окном усадьбы) с атлантами, которые в глазах главного героя символизируют угнетенный народ. Река перед усадьбой, представляющая собой природную стихию; в эпизоде с описанием реки присутствует большинство символов круга, а также отсылка на фамилию главного героя – рыба бычок, пойманный в стеклянную банку (искусственная среда). Здесь же - граница смешения двух стихий «толстой речной воды и тонкой воды небесной», представленных как два противоположных друг другу мира. Ещё одна локация – комната Ильи Ильича с подробным описанием предметов в ней. Там же вновь присутствует символ круга – «овальное лицо» покойной матери главного героя, соотносимое с понятием «красоты» (возможно, означающее, что природа (эпизод описания реки), в которой круги проявляются чаще всего, наиболее естественна и прекрасна).
Важная деталь – сон Иннокентия. Он указан в 15-том эпизоде, в тот период, когда герой еще обособлен от дворянского мира, отождествляемый им с миром пошлости, подобострастия. По этой причине неслучайно делается акцент на деятельности К.Н. Годунова-Чердынцева: он помогает отцу главного героя «выпутаться из мелкой политической истории», а Иннокентию – поступить на медицинский факультет. Здесь же – «рука без перчатки» после «смешания с голубым калмыком» (в 28 эпизоде уже сам Иннокентий «надевает перчатку»). К.Н. «вдвое старше» своей жены, и вспоминая об этом, Иннокентий ужасается: «До какой глубины спускаешься. Боже мой!». Нет точного описания того, что снится герою, но его грезы «принимали особый оборот», выводя из привычного образа жизни, «вынося из круга сна». Таким образом, «круг сна» намекает читателю на «порочный круг» и происходящие в будущем изменения в главном герое.
Архитектоника
Временная целостность произведения представляет собой замкнутый круг. К этому отсылают детали произведения, композиция рассказа и факт того, что после расставания с Таней и двадцати лет за границей главный герой снова встречается с ней. Случайно или нет, жизнь возвращает его к прошлому.
Повествование застает героев преимущественно в движении: входят в усадьбу, идут в лес, скачут верхом, играют, приходят домой, переходят площадь – чаще всего они в пути, застать их сидящими на одном месте удается в редких эпизодах. Путь героев бесконечен вследствие круга воспоминаний героя.
Вследствие этого художественное пространство повествования рассказа Набокова не ограничивается дворянской усадьбой. Кроме неё важную роль играют детализированное описание реки и леса, в которых главный герой погружается в размышления, сливается с природой, становясь её частью.
Таким образом, неограниченное пространство, вечный путь, образованный временной петлей, позволяют отнести данный художественный мир к драматическому хронотопу.
Особенности субъектной организации текста
Композиция
Важной деталью, на которую стоить обратить внимание, является заглавие рассказа. Это первое проявление круга в рассказе, через которое автор поддерживает идею цикличности событий произведения, напрямую указывая читателю, что созданный из воспоминаний мир внутри произведения никак не связан с настоящим и будущим героев. Он находится в полной изоляции от другого, живого мира, являет собой статичные зарисовки и образы.
Внутренний мир произведения создается по памяти главного героя. Так как другой точки зрения на события прошлого нет, этот мир субъективен: такой, каким видел его сам Иннокентий, следовательно, может быть отчасти плодом воображения героя.
В соответствии с этим, повествование, как способ художественного письма, в произведении является хроникерским, события прошлого излагаются его непосредственным участником с не авторским кругозором. Тип повествования выступает в качестве интроспективного, раскрывающего мир глазами главного героя
Типичны для произведения композиционные формы речи: медитативная (размышления главного героя в форме вопросов – «или может быть держали фасон?») и диалоговая («- хотите пойти с нами?», «Другими словами, первая стенгазета», «останьтесь, Таня», «Таня говорила, что завтра уезжает…»)
Глоссализация
Занимательна система голосов в произведении.
Редкие диалоговые реплики кажутся монологами, персонажи будто разговаривают сами с собой. Как примеры: диалог между Иннокентием и Елизаветой Павловной, которая, обращаясь к герою, смотрит сквозь него, «через его плечо, точно за ним стоят кто-то». Или разговор Иннокентия с братом управляющего – «беседа изнурительная», бесцельный разговор ради разговора, чтобы не молчать.
Голоса второстепенных персонажей в произведении звучат редко, появляются чаще в конце рассказа, что может быть связано с памятью главного героя, по воспоминаниям которого строится внутренний мир произведения (хорошо помнит недавний диалог с семьей Годуновых-Чердынцевых, тогда как разговоры из прошлого вспоминает отрывочно).
Так, Василий, сын кузнеца, вместо слов выражает мысли действиями (в случае, когда он звал Иннокентия на рыбалку: «появлялся около школы… манил, неуверенно оскабясь и поднимая… жестянку с червями»).
Все фразы на французском языке в произведении принадлежат Годуновым-Чердынцевым (использование французского свойственно им, как типичным представителям дворянства).
Междометиями выражаются чувства и мысли главного героя («боже мой!», «о»). Его размышления переданы в форме вопросов: «..хлеща себя - чем? – кажется…», «или может быть держали фасон?». На фоне текста писателя контрастируют просторечья, указывающие на близость главного героя к простому народу: «небось», «челядь», «говаривала», «шныряли». Илья Ильич Бычков также в речи использует просторечия: «барин», «бог помощь», что намекает на сходство манеры общения отца и сына.
Модус художественности
При детальном изучении текста можно выделить аспекты, необходимые для определения модуса художественности произведения. Воссозданный в рассказе мир-воспоминание зациклен, не имеет начальной и конечной точки. Погружаясь в мысли о прошлом, главный герой жалеет свою молодость, искренние чувства, посвященные возлюбленной героине.
Обобщая наблюдения над объектной и субъектной организацией данного текста, можно утверждать, что повествованию возможна элегическая модальность, но не осуществима: герой, пройдя путь от ненависти до любви, не оставил свои чувства в прошлом. Он бесконечно рефлексирует, раз за разом повторяя круг воспоминаний, вследствие этого элегическая модель присутствия «я-в-мире», характеризующая события совершенные и невозможные в своем повторении, неосуществима.
В противоположность элегическому драматический хронотоп внутренне бесконечен и уничтожается только разрывом внешних связей с бытием. «Я» главного героя (стремление к любви и близости с Таней) в этом мире шире событийной границы (его «места в жизни»), что позволяет определить модус художественности в данном случае как драматизм.
Парадигма и субпарадигма художественности
Мир «Круга» состоит из событий прошлого, описывающих обстановку, не связанную с настоящим, но имеющую непосредственное отношение к реальной жизни, как аналог действительного мира. Таким образом, автор рассказа, передающий мысли и чувства главного героя, не наделяет его собственным мнением и мыслями, выступая, как эксперт жизненных ситуаций. Автор привносит в произведение нововведения в виде зацикленного потока времени, дает название произведению, соответствующее композиционной целостности, поддерживает символ круга, позволяя читателю понять замысел рассказа и проникнуться чувствами по отношению к героям произведения. Так, читатель выступает в произведении в роли зрителя; при этом требуется его проницательность по отношению к чужому «я» и способность сопереживать герою.
Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что относится к такой парадмигме художественности, как постромантический креативизм.
